Деанон прошёл, огромное спасибо нашей замечательной команде
И я выкладываю свои две работки :3333333333

Для тех, кто не в фандоме ни разу: тут относительно густой канон, но, как говорят люди, его реально параллельно с чтением воскурить непонятными словами по гуглу. Да и в тексте кое-что объясняется))

Название: Золотая шестерёнка
Автор: Moist von Lipwig
Бета: Каэро Рин, Тдрдузк бхазг пгтп!
Пейринг: Хэвлок Ветинари/Мойст фон Липвиг
Категория: слэш (писалось, как слэш, но всё очень дженово)
Жанр: экшн, юмор
Рейтинг: G
Размер: мини (2993 слова)
Размещение: запрещено без разрешения автора

читать дальшеЛорд Ветинари, бессменный тиран двуединого Анк-Морпорка, стоял у окна и смотрел на город. Никто не сказал бы, что он смотрел завороженно или заботливо, потому что спокойный взгляд синих глаз был неизменно бесстрастным и холодным. Но сейчас он был словно немножко мягче, хотя по-прежнему оставался спокойным и пристальным. Ночной вид работающего города можно было назвать почти красивым: на фоне тёмно-синего неба над кривой и высокой башней Искусств клубился октариновый туман, играя на тёмно-фиолетовых кирпичах башни, река Анк плавно застаивалась между берегов и вязко поблёскивала, Гильдия Алхимиков вспыхивала малиновыми искрами и дымилась, вдали темнели капустные поля долины Сто, а среди грязно-коричневых домов двигались разноцветные люди, тролли, гномы и многие другие – горожане – шестерёнки в машине. Всё это освещалось жёлтоватой луной, множеством факелов, свечей, ламп, небольших пожаров, а ещё сигнальными огнями клик-башен, цепь которых тянулась по долине Сто дальше, через Орлею и Убервальд, до самых Овцепикских гор и… ещё дальше.

Патриций стоял, скрестив руки за спиной, и смотрел на мерцающий полёт клик-сообщений. Какую ерунду иногда пишут. И шифр слишком лёгкий, даже неинтересно читать про все эти срочные доставки, завещания и мелкие сплетни. Хотя не может же Почтмейстер специально для него пересылать кроссворды? Надо будет намекнуть... Кстати, о мистере Липвиге.
Лорд Ветинари ещё раз взглянул на пылающие стены Гильдии Алхимиков и отошёл от окна, бесшумно скользя краями чёрного одеяния по мраморному полу. На рабочем столе тёмного дерева лежало письмо герцога Орлеи. Это маленькое государство в устье реки Вьё было помешано на коллекционировании всего волшебного, необычного, блестящего… И это письмо тоже было адресовано одному блестящему человеку. Даже ослепительному, когда золотой костюм сразу после чистки.

Утром Мойст вертелся в главном зале Почтамта. Адорины големы и несколько недружелюбных гномов реставрировали гигантскую статую, изображающую почтальона, несущегося на крыльях ветра исполнять свой долг. Причём крылья были на шляпе, на ногах и ещё на одном месте. Где без них можно было бы вполне обойтись. А так как статуя в какой-то мере представляла собой Главного Почтмейстера, то Липвиг испытывал некоторое смятение при взгляде на эти выходки неизвестного скульптора с почтмейстерскими интимными частями. Поэтому разгорелся спор между трудолюбивыми големами, которые облачали статую в костюм по заказу Мойста, и экономными гномами, которые хотели оставить на ней минимум одежды, как в старые добрые времена. «В эти старые добрые времена статуя была по макушку завалена письмами, - думал Липвиг, уворачивая свою голову в ценной шляпе от носящихся туда-сюда лестниц и досок, - Уж этим носителям кожаных кольчуг вообще можно было бы помолчать о «минимуме одежды»». Вслух же он щедро раздавал комплименты, ценные советы и лучезарно улыбался.

Странно, но гномы его как-то не любили. В отличие от давешних големов, откопанных Адорой и принявших его за жреца в золотом костюме, гномы к ношению золота какими-то левыми людьми относились неодобрительно. Поэтому Липвиг сообщил, что у него дела в банке, на железной дороге, где-он-там-ещё-работает, и быстренько ушёл.

Кто-то приносил ему проект по возведению рядом с его статуей статуи изящной госпожи Адоры, из чёрного камня, с сигаретой в руке. Но это было бы слишком. Он и так купил чёрную кружку. Было бы уж логичнее поставить где-нибудь статую патриция, раз уж накупили чёрного камня… Или наделать сувениров, которые можно было бы по неплохой цене сбыть. А потом их будет перепродавать Достабль, ах, как бы зачерпнуть и из его кошелька…

Мойст фон Липвиг в свои тридцать с чем-то лет вместе с женой управлял всеми путями сообщения и всеми финансами города. Все кошельки горожан, за которыми он в своё время так искусно гонялся, были уже у него. Хоть по полочкам раскладывай.
Мойст не был таким человеком, который любит покой и порядок. Иначе он бы и не женился на Адоре! Кстати, его чёрная половина опять уехала на поиски униженных и оскорблённых големов. Если бы у неё была деловая хватка, а у Липвига была хоть какая-то воля к власти, они могли бы сколотить армию из големов и совершить государственный переворот…
Мойст вздрогнул и стал озираться по сторонам. Ну, уж нет, спасибо. Его уже вешали… Трижды? Кажется, да. Без поддержки Лорда Ветинари он и дня не проживёт в этом городе. И он не знал, почему. Жил как-то раньше без этих чёрных карет под окном, без этой тишины Продолговатого Кабинета, без этого леденящего душу изгиба брови, который заставит сделать всё, что угодно. Мойст зажмурился и опять вздрогнул. Жил, но тогда у него была насыщенная жизнь преступника и авантюриста, а законопослушный гражданин… ха! Как ужасно это звучит! Законопослушный Мойст фон Липвиг не мог существовать без адреналина, который ему с лихвой давали только острый каблук его жены и смертоносная опека патриция.
Хотя если можно было бы сбежать…

За дневными хлопотами пришли вечерние, ничего не происходило, жизнь была размерена и бессмысленна, мистер Липвиг грустно вздохнул и уснул среди банковских бумаг так же сладко, как когда-то спал в письмах. Из-под сползшей крылатой золотой фуражки выбивались короткие кудри неопределённого темноватого цвета. Ровное дыхание заставляло шуршать чеки и счета. Мойст махнул во сне рукой и сбил на пол чёрную кружку. Снилась ему свобода.

Патриций сложил руки напротив хищного носа и смотрел в пространство. Герцог Орлеи слишком много о себе понимает. Не так давно он, кажется, был лягушкой, а его государство – морпоркской колонией, а теперь они пробуют переманить ценного государственного преступника, простите, сотрудника, в своё волшебное захолустье. Должность министра. Неплохо, но, насколько Хэвлок знал человека, ежемесячно таскающего карандаши у его секретаря, для Липвига была важна авантюрность побега, а не должность министра. Не факт, что почтмейстер вообще доехал бы до Орлеи, был бы только повод сбежать из Анк-Морпорка. Инсценировать смерть, взрыв, шоу, что угодно, лишь бы было зрелищно. Патриций прищурил глаза и приподнял бровь, что могло бы означать желание чихнуть у других людей, у правителя же это означало только усмешку.
Не такое уж умное письмо. Если бы лорд Ветинари решил переманить человека к себе на службу, он бы действовал гораздо точнее и продуманнее. Начать с того, что его письмо не было бы перехвачено.

Патриций коснулся домиком из тонких холодных пальцев своих сухих узких губ и задумался. Мистер Липвиг был чем-то необычным, неудивительно, что им заинтересовались в этой шкатулке сказочных персонажей. Он был… универсальной золотой шестерёнкой в машине города. Его можно было бросить на самое загнивающее предприятие, логически неспособное существовать, и он моментально приспосабливался, очаровывал людей, доставал деньги и идеи отовсюду, продолжая улыбаться даже на виселице. Что-то непонятное было в этом парне. Ему везло и при этом очень не везло. Но везло. Говорят, когда он давным-давно сидел в тюрьме, охранники добровольно и радостно приносили ему бутерброды. С чего бы вдруг. Просто приносили и всё. Отдать бы его на исследование в Незримый Университет.
Но не в Орлею точно. Это его пешка. Она может пригодиться. И никакого другого варианта развития событий быть не может, ведь тиран на то и тиран, чтобы пригрозить, запретить, сделать всё, чтобы шестерёнки крутились и город работал. Спокойно и без бегающих к каким-то герцогским жабам шестерёнок. Довольно дорогих и интересных шестеренок. Такими фигурами жертвовать нельзя.

Мойст проснулся от упавшего ему на шляпу старого почтамтовского кота. Этот кот – забавное древнее создание, которое всегда ходит по своим маршрутам, неважно, что на пути. Например, чья-то голова. Иногда у Липвига было чувство, что он взял руководство над очень большой психбольницей, которая располагается в нескольких зданиях и вдобавок занимается разведением котов, собак и голубей.
- Кхм-кхм, ой, сэр!, - в кабинет всунулась швабра
- Входи, Стэнли. Я уже не сплю.
- Сэр, ваша статуя, сэр!
- Что, она ожила и украла все наши марки?
- Нет, мистер Липвиг, хаха, сэр, почти, она упала и раздавила главный стол почтамта, а там и марки и…
- КАКИМ ОБРАЗОМ? Она стояла в нескольких десятках футов от него!
- Мистер Серебрсон сказал, что, если статуя будет стоять ближе к свету, то позолоты понадобится меньше, поэтому големы её понесли, но, чтобы не задеть кота, им пришлось отпрыгнуть…
- Ооооо, боги!!!

Спустя час в главном зале Почтамта восстановился, наконец, относительный порядок. Но гигантская статуя была уже явно попорчена. А неизменная анк-морпоркская толпа слыхом не слыхивала, что на ней было золото, и хлопала сотней невинных глаз. Мойст не стал с ними связываться. Что уж там. Чтобы сгладить воспоминание, одел не золотой костюм: голубую бабочку на жёлтую рубашку и какой-то бордовый жилет, зелёные брюки. Если бы у Анк-Морпорка был флаг, он бы, наверное, выглядел именно так: кусочек голубого неба над жёлтым Анком, бордовые дома и зелёные капустные поля. Забавно будет просить патриция выписать денег из его же, липвиговского, банка на восстановление его же статуи. Но что поделать.
Лорд Ветинари и так считает его… Нет, Ветинари уже давно не считает его идиотом. Он обращается с ним, как с идиотом и государственным преступником, но при этом ни за что и никуда не отпустит. Как бы и идиот, и враль, и висельник, но ценный и незаменимый работник. Незаменимый? Сам-то Липвиг не сомневался в своей уникальности; иногда ему казалось, что патриций тоже в ней не сомневается, но заменит его с лёгкостью, стоит Мойсту вдруг исчезнуть навсегда… От всех этих доставшихся в наследство домашних питомцев, вездесущих голубей и кучи скучных дел. А почему бы и нет?

Патриций спал этой ночью. Почти час. Драмкнотт давно такого не помнил. Хотя секретарь думал только о том, как улизнуть в перерыв к железной дороге, и не обратил на это внимание. Он принёс лорду Ветинари письма, доносы, газету и отчёт о том, что на могилке Ваффлза пропала оставленная там косточка, и госпожа Торт утверждает, что это дух пса приходил за ней, даже повыла его голосом к полному восторгу собравшихся там зомби. После отчета Драмкнотт преданно откашлялся, вежливо потупил взгляд и бесшумно приготовил блокнот и карандаш.

Хэвлок долго молчал. Собачник – не особо страшное прозвище для ученика Гильдии Убийц, но ему в те времена досталось именно оно и не зря. Ваффлз был единственным существом, которое было дорого ему без каких-либо причин. Патриций осторожно изучил свои эмоции. Беспричинная привязанность – это хорошо. Это полезно и необходимо. Но как её вызвать, если она беспричинная?

- Милорд, в приёмной ожидает мистер Липвиг, - Драмкнотт куда-то успел уйти, появиться, и снова блеснуть стёклами очков возле стула патриция.
- Благодарю, Драмкнотт. А для него не было писем?
- От герцога Орлеи.
- Прекрасно. Пускай войдёт.

Липвиг максимально уверенной походкой вошёл в кабинет. Как и всегда, Лорд Ветинари сделал вид, что погружён в свои бумаги. Часы тут же затикали ещё хаотичнее, а по лицу Драмкнотта пробежала дружелюбная улыбка.
- Доброе утро, сэр!
- А, мистер Липвиг. Почему вы не в золотом костюме?
- Решил разнообразить гамму, а то на меня недобро поглядывают гномы.
- О, неужели?
- Это была шутка, сэр. Простите.
- Правда? Хм-хм.
Тиран снова опустил холодный взгляд синих глаз на скучные доносы, чтобы сдержать даже легкий намек на улыбку, и предвкушал неплохую игру. Липвиг чувствовал себя, как на иголках. Больше всего ему хотелось быструю лошадь и чтобы эта тикающая тишина осталась далеко позади. Но у него тут было дело.
- Милорд, я пришёл по делу! Видите ли…
- По делу? Хаха.
- Это не было шуткой, сэр!
- О. Предупреждайте. Итак, мистер Липвиг?
- Так вот, вы знаете, что в главном зале возводится статуя, прославляющая наш Почтамт? Она так же полезна для рекламы и туризма… Так вот, возникла небольшая проблема…
Ветинари, как всегда, сложил бледные тонкие пальцы домиком и внимательно молчал.
- На самом деле, сначала всё было хорошо, но гномы и големы ссорились, а наш кот всегда ходит по прямой… Эм…
Мойст поднял взгляд на бледную тень с острой бородкой и пронзительным взглядом серо-синих глаз. Этот взгляд постоянно как бы намекал Липвигу, что в своё время ему чуть не воткнули в одно место швабру за неудачную шутку, поэтому сосредотачиваться под взглядом этих глаз было довольно сложно.
- Продолжайте, мистер Липвиг. Мне кажется, в последнее время я чуть менее внимательно слежу за вашими подвигами.
О, нет, Мойсту так не казалось. Во всяком случае, раз в неделю (после каждого значимого события) под окном стояла черная карета. Карета приезжала быстрее, чем почтовые лошади. Почему бы Ветинари не работать на него? Липвиг на долю секунды в ужасе распахнул глаза. Патриций, кажется, был доволен произведенным, как он посчитал, эффектом.
- ...но старые помню неплохо. Не тот ли самый это кот, которого вы выносили из горящего здания?
- Эм... – Мойст надеялся, что коту ничего не сделают, если он ответит положительно, – Да?
Насколько надо быть безумным, чтобы в проклятом и горящем древнем здании искать облзелого глухого кота? Если патрицию не изменяет память, то его шпионы утверждали, что Липвиг полчаса бегал там то ли за котом, то ли с котом – от кого-то. Насколько надо быть безумным молодому аристократу, чтобы пронести в Гильдию Убийц уличного щенка и оставить его? Или взять на работу психа с виселицы и... Оставить его.
Бровь не поползла вверх, а тишина между ними стала внимательнее и мягче. Липвиг мысленно выдохнул и осторожно попробовал ипользовать коллекционную извиняющуюся улыбку. Улыбки. Только по ним его и опознавали иногда в пору криминальной жизни.
- Мистер Тиддлс – неподражаемый кот, мы его очень любим и, надо сказать, именно из-за этой любви пострадала статуя.
- Очаровательно. Похвально, что вы последовательны в своих поступках и забота о животном по-прежнему на безрассудно высоком уровне.
«Надо быть гномом, чтобы расценить это как комплимент», - подумал Липвиг, но улыбнулся ещё привлекательнее и гротексно-почтительно кивнул.
Ветинари пристально посмотрел на него. Он знал, что берет на работу мошенника и лжеца до мозга костей. Это – очень полезный типаж. Таких полным-полно в Тенях, хотя, возможно, не таких словоохотливых и приятных на вид. Но в этом парне, у которого сейчас медленно сползает с лица очередная ненастоящая улыбка, было что-то особенное. Он уважал людей, которых обманывал, и давал им взамен мечту. Так в Гильдии Убийц учили относиться с уважением к тому, кому совершаешь Погребение, и всегда брать плату. Мойст фон Липвиг не ломал нормы закона и общественной морали, а играл с ними. Он умел маскироваться – тоже замечательная, приятная игра. Ты находишься в комнате, но тебя никто не видит. Ты чувствуешь что-то, но никто этого может не заметить. А ещё он спасал котов, големов, людей, письма и паровозы и слышал голоса. Вот это было понять сложнее. Сочетание острого криминального ума с шизофренией – тоже не редкость, но здесь было что-то другое. За фальшивой улыбкой была настоящая. Улыбка человека, который любит риск и животных. Эта шестеренка в механизме города была не из дешевого материала, который покрыт тонким слоем позолоты. Это был неизвестный золотой сплав.
Ветинари моргнул.
- А как поживают люстры, которые из здания Городской Оперы переехали в ваш главный зал?
Липвиг решил было, что разговор готовится войти в тихое русло подписывания чека на новую статую, но нет. Именно на люстре из Оперы поселилась маленькая семья почтовых голубей. Обычно голуби – существа грузные и довольно бестолковые, но эти были какими-то особенными. Стэнли видел их на старых марках: маленькие, белые птахи, которые вьют гнезда из разорванных конвертов. Единственным минусом их проживания в дорогой хрустальной люстре было то, что в дорогой хрустальной люстре теперь проживали голуби.
- Я могу объяснить, есть очень редкий вид голубей...
- И как поживают они?
- Хорошо. Они только очень испугались, когда падала статуя. Довольно... основательно. Но... нам не привыкать.
Сумасшедшие часы в кабинете тикали в такт неровным мыслям правителя и его гостя. В момент, когда Липвиг уже был готов кинуться к двери, не к одной, так к другой, патриций откинулся на спинку стула и незаметно улыбнулся. Почтмейстер удивленно замер на полумысли о спасительной двери. Патриций беззаботным голосом подытожил что-то своё:
- О да. Так. Стало быть, вы пришли сюда только из-за статуи? Чисткой люстры, починкой восьми столов и пяти стульев Почтамт займется за свой счет? Только, ради бога, не просите у меня доску для дротиков, мне кажется, Стража уже разорила городскую казну на этих досках – они у них ломаются каждую неделю.
- Я думаю, они прикрепляют на мишень ваш портрет.

На этих словах секретарь патриция зажмурился, затаил дыхание, прижал к себе блокнот и ждал конца света.
Но вместо этого он услышал пару прощальных фраз и стук двери. Входной двери.
- Милорд?
- Драмкнотт, возьми письмо герцога Орлеи и добавь в папку Альберта Спэнглера.
- Да, милорд.
- И уничтожь папку.
- Милорд?
- Что-то неясно?
- Нет, милорд. Можно мне отлучиться в перерыв?
- К железной дороге? Да, можешь быть свободен до трёх.
- Спасибо, милорд!

Секретарь радостно взял письмо, отложил блокнот. Потом с обреченным вздохом отметил очередную пропажу карандаша, уже не надеясь понять, как Липвиг это делает. Потом он положил письмо в папку и бросил всё в специальную машинку Леонарда Щеботанского.

Разумеется, копия папки главного висельника Анк-Морпорка осталась в архиве. Но путь к нему был известен только патрицию. Ветинари сделал вдох, несколько более глубокий чем обычно, и поднял бровь. Чтобы не улыбнуться.

«О боги. А с этим ироничным черным кошмаром можно договориться», - думал Липвиг, жмурясь на полуденное солнце и подбрасывая на ходу карандаш Драмкнотта. В кармане шуршал приличный чек, а настроение поднялось так, словно с противоположной половины качелей сошёл бегемот.

Удивительный Продолговатый кабинет. Именно там, в этой напряженной тишине, настолько ощутимой, что хоть топор вешай вместе с держащим его гномом, Липвиг ощущал бешеный прилив адреналина и настоящей жизни. Пусть он и выглядел перед лицом патриция мямлей, но выходил отсюда на невероятном подъёме. Наверное, место, где ты второй раз родился на свет, обладает особой энергией. Ни после виселицы, ни после анк-морпорского пива Липвиг не смог бы принять Ветинари за ангела. Но ему это нравилось.


Вечером пришло письмо из Орлеи. Липвиг, даже не вскрывая, кинул его в кучу других посланий. Таких же – от герцогов, герцогинь, серифов, и даже верховных жрецов разных держав. На ходу Мойст развязал галстук, скинул ботинки. Сонно жмурясь и не переставая мурлыкать себе что-то под нос, он пробирался через залежи счетов, писем и муляжей паровозиков к своей милой кровати. Рухнув на неё, он поворочался и достал из-под себя какое-то из черных платьев жены. Когда Адора впервые надела это платье, он в шутку испугался и сообщил ей, что она – вылитый патриций, только помоложе и с сигаретой. Шпилька метнула на него тогда выразительно яростный Взгляд, за который её в детстве ласково называли Убийцей. Мойст сонно хихикнул и обнял платье. Через пару минут он уже спал.
Пряничная Орлея, родной кровавый Убервальд, прогрессивный Псевдополис, изысканная Генуя – все пытались навязать ему небо в алмазах. Даже Омния обещала спасение от адского пламени, уготованного Омом для всех жителей Анк-Морпорка, если он отречется от Анойи, богини штук, застрявших в ящиках, и начнёт проповедовать людям Книгу Ома. А лучше – приедет скорее к ним. Возможно, все эти люди, предлагавшие ему спокойную жизнь, полную достатка, неба в алмазах и даже без адского пламени, немного не знали его. Парня, который постоянно ворует карандаши у секретаря самого пугающего человека этого города.


Название: Смерть и шоколад
Автор: Moist von Lipwig
Бета: Каэро Рин спасибо, чувак
Размер: мини, ~1800 слов
Пейринг: Сьюзан СтоГелитская/ Мирия ле Гион
Категория: фемслэш
Жанр: PWP
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: ласковый БДСМ, ни разу не ОТП
Саммари: Мирия ле Гион – это Аудитор в специально созданном человеческом теле. По книге «Вор Времени», Аудиторы оказались неспособными справляться с человеческими ощущениями и особенно – с удовольствием: их разум терял контроль, а тела разлетались на частицы от вкуса шоколада. Самое оно попробовать БДСМ.
Размещение: запрещено без разрешения автора

читать дальше- Сними всё, покажи мне себя.

Мирия стояла спиной к полузашторенному окну, за которым виднелся сиреневый закат. Ленивые бледные лучи мягко касались её белоснежной, почти бесцветно белой спины, с которой соскользнула сперва накидка из дурностая, затем и узкое черное платье. Она покорно сняла черный бюстгальтер, под которым обнажилась аккуратная небольшая грудь. Последними на спинку антикварного стула отправились шелковистые светло-вишневые панталоны на завязочках. Настолько неуместные, что Мирия почувствовала пронзительную вспышку волнения и смущения не из-за того, что ей предстояло, а из-за такой мелочи. Удивительные реакции. Может, поэтому Аудиторы носили исключительно серые балахоны.

Сьюзан цепким, холодным взглядом изучала стоящую перед ней девушку. Ле Гион походила на ожившую мраморную статую: хрупкое светлое тело с гладкой кожей без какой-либо растительности, кроме ниспадающих на плечи прямых черных волос. Только нежно-розовые соски разбавляли черно-белую гамму. Видимо, Аудиторы, взяв наряд и лицо «Дамы с дурностаем», для тела выбрали нечто наиболее симметричное, гладкое и монохромное из того, что обнаружилось в музее искусств. Хорошо, что с обеими руками. Это кукольное тело было прелестно, но могло произвести жутковатое впечатление своей искуственностью. Впрочем, только не на внучку Смерти.

Сьюзан распустила волосы. Теперь закатные лучи запутывались в облаке её белых кудрей, скользя по ним, и растворяясь в иссиня-черном локоне челки, который хищно поглощал свет, как черная дыра. Девушка непроизвольно погладила двумя пальцами гладкую плотную ленту из черного атласа, которую сняла с волос, и сделала шаг к Мирии.

- Ты говорила, - Сьюзан медленно, бесшумно покачивая подолом учительского черного платья, обходила обнаженную фигуру вокруг, - что сама себе не доверяешь. Если хочешь подчинить себя себе, но не в силах, то давай это попробую сделать я.

Мирия с интересом и непроизвольным страхом подняла бесцветно-серые глаза на Сьюзан. Леди Аудитор с замирающим от любопытства сердцем отмечала неуловимые инстинкты, которые пробуждались один за другим во время вкрадчивой речи, обращенной к ней. Босые ноги ощущали пыль и деревянную шероховатость пола, голое тело чувствовало и радость освобождения от не очень удобной одежды, и лёгкую прохладу от окна, приятный шёлк собственных волос. Движение воздуха. Как люди не сходят с ума от стольких ощущений?
В потоке информации от своего организма она не могла найти ни одной причины, по которой сейчас в ней всё замирало. Невозможность просчитать дальнейшее развитие событий заставляла её вздрагивать от предвкушения опасности и удовольствия, а гипнотизирующий властный голос красивой девушки проникал глубже и глубже в её собственные мысли, заменяя их. Словно она снова стала Аудитором без чувства собственного я, ощущения собственной воли. Но по собственному желанию, с собственными, никому не ведомыми чувствами. Осознанный выбор, осознанное доверие опьянило её. Она чуть слышно непроизвольно порывисто вздохнула.

- Ты будешь слушаться меня, - в голосе Сьюзан было не железо, но гладкая деревянная указка.
- Да, госпожа Сьюзан.
- Ты не должна издавать ни звука.

Сьюзан коснулась мраморно гладких плеч, по-хозяйски провела рукой к затылку и запустила пальцы в черноту волос, медленно сжимая их у корней в кулак.
- Для контроля над телом нужно преодолеть нечто более сильное, чем ощущения от сладкого чая и дуновения ветра. Игорь сделал состав, который помогает сохранить стабильность этой формы. Посмотрим, как он подействует.

Цель Сьюзан состояла в том, чтобы, пока тело Мирии благодаря лекарству неспособно распасться в цветном фейерверке молекул, показать ей самые сильные и самые... сладкие ощущения. Так она научит её держать себя в руках. И себя заодно. Всегда полезно. Она стояла за спиной ле Гион, и та не могла видеть, что молодая внучка Смерти на секунду закусила губу, едва сдерживая волнение.

Мирия закрыла глаза, чувствуя, как её запястья всё крепче стягивает прохладная гладкая лента, и они словно тяжелеют и нагреваются от прилива крови. Это было так необычно, что в висках загудело, ей показалось, что сейчас она упадёт в обморок от обострившихся чувств. Странно, никакого состава ей никто не давал, все ощущения по-прежнему были такими яркими, что она с трудом справлялась с ними. Или дело не в этом? Или лекарство ей не дадут, а это – способ уничтожить её? От беспокойства черты мраморного лица стали словно мигать, теряя стабильность. Ей стало страшно, но она сейчас была в распоряжении Сьюзан и вдруг поняла, что от этого ей спокойнее. Решения и страх теперь не в её компетенции.

- На кровать, - коротко приказала госпожа, поворачиваясь к какому-то антикварному комоду, на котором лежала её лакированная черная сумка. Из неё она достала небольшой бумажный свёрток.

Мирия продолжала стоять на месте и сжимать-разжимать кулаки, пробуя на вкус новое ощущение приятного дискомфорта, несмотря на страх рассеяться в воздухе. В этом беда Аудиторов. Сталкиваясь с таким, казалось бы, простым механизмом, как человеческое тело, они пасовали перед хаосом чувств, противоречивых, необъяснимых, таких... болезненно приятных, вели себя неосмотрительно. Затылок Мирии сладко горел от натянутых минуту назад волос. Она пыталась подавить в себе этот вихрь удовольствия, страха и анализа, но никак не могла.

Пока не встретилась взглядом с девушкой в черном строгом платье, которая обжигающе холодно смотрела на неё. Мирия вздрогнула под взглядом этих бездонно черных глаз, в которых чувствовалась синева Смерти и сладкая тьма шоколада. По комнате порхнул холодный ветер, тени сгустились.

- НА КРОВАТЬ. НА КОЛЕНИ.
Голос Сьюзан проникал прямо в сознание леди ле Гион. Она одним движением левитировала тело на кровать и встала на колени. Тут её придавило притяжением.

- Что это за шутки с левитацией? Плохая девочка. ВЫПРЯМИСЬ.

Связанные кисти рук касались обнаженных мягких ягодиц, позвоночник почувствовал тяжесть выгибающегося назад тела. Между ног воздух проходил приятным холодком. Госпожа подошла к кровати, взяла Мирию за подбородок, откинула ей волосы с лица и приблизилась губами. Никогда ещё Аудитору так не хотелось телесного контакта. Сьюзан пристально посмотрела ей в глаза. Но, прежде чем поцеловать, достала из свертка небольшой кусочек печенья, в которое было добавлено снадобье. Сьюзан протянула руку ко рту девушки, и той пришлось наклониться, как лошади, чтобы взять печенье губами с мягкой ладони. Мирия чуть отклонила голову назад и, осторожно пережёвывая, разминала языком суховатое песочное печенье. Что-то в ней менялось. Тело внезапно покрылось мурашками, и так же резко успокоилось. Она почувствовала в себе появившуюся опору, и с нежностью посмотрела на Сьюзан, которая была воплощением этой опоры, контроля и строгости. Удивительная легкость, снятие ответственности и противоречий очищающей волной заливало сознание.

Сюзан же неторопливо исследовала холодным, спокойным взглядом прекрасное существо, замершее в ожидании её приказов. Мирия перестала отделять себя от тела. Стройная девушка с серыми глазами получала неожиданно сильное наслаждение от этого напряжения в плечах, в животе, от пьянящего чувства подчинения.

- Что ж, испытаем тебя, - Сьюзан властно поцеловала девушку. Мирия ещё не пришла в себя от печенья, а теперь её губы соединились с неожиданно нежными и вкусными губами Сьюзан, которая горячо целовала её, словно вдыхая жизнь в эту мраморную статую. Жгучее желание и сладкая, легая нежность пронзили Мирию, заставив тяжелее дышать. Губы приятно покраснели.

Сьюзан села на кровать боком к девушке и неспешно оправила своё платье, сосредотачиваясь перед тем, что должно произойти. Потом резко, слишком резко для идеально контролирующей себя госпожи, снова обхватила одной рукой шею Мирии сзади и едва коснулась губами её губ, но, не ответив на вольное движение девушки, позволившей себе поцеловать первой, она отстранилась и приказала:

- НЕ ШЕВЕЛИСЬ.

Мирия тут же замерла, чувствуя усиливающееся волнение.
Сьюзан сухо коснулась губами её нижней губы, затем подбородка, чувствуя гладкость кожи и неожиданную безвкусность. Она повела дорожку из поцелуев ниже, чувствуя под губами трепещущую нежную плоть, которая – сложно было это объяснить – словно наполнялась жизнью с каждым новым искушением. Сьюзан это понравилось. Она чувствовала свою власть и нежность.

Одним резким, но абсолютно просчитанным движением она толкнула нагую девушку на спину, на подушки.

Мирия чуть не ойкнула, упав на свои связанные руки, но сдержалась и беззвучно перевела дыхание, чуть повернув лодыжки и ступни, положив нижнюю половину тела словно полубоком. Сердце бешено колотилось. Поцелуи оказались для её девственного сознания настоящей пыткой, в голове безумные фейерверки эмоций слились в одно пятно, сделав мысли похожими на вату. Она полулежала на подушках с приоткрытым ртом, её грудь чувственно вздымалась, живот подрагивал. Мирия почувствовала, что приятные ощущения в низу живота и в нежных складочках кожи между ног становятся слишком, слишком сильными. Волнение заставляло кровь приливать вниз, туда, где медленно начинал разгораться сладкий влажный огонь.

Госпожа мягко и уверенно положила руки на грудь ле Гион и начала делать ритмичные круговые движения. Мирия сначала чуть не ойкнула от непривычных ощущений, но, впадая в транс от этих прохладных уверенных пальцев, с трудом сдержала стон, чувствуя, как нежная белая кожа на груди, упругая плоть под ней нагреваются от этого массажа и возбуждения. Соски потемнели и заострились. Сьюзан, чувствуя, что у неё самой стучит в висках кровь и перехватывает дыхание от волнения, накрыла губами один сосок и, продолжая массаж рукой, показала Аудиторше, на какие чувства способно тело, которое так мучительно нежно и неторопливо ласкают.

На левую руку она снова намотала волосы Мирии, а правой стала скользить по теплой, округлой и чуть влажной от возбуждения поверхности живота, неотвратимо спускаясь вниз. Но, не дойдя до гладкого лобка, Сьюзан повернулась к свертку, брошенному на краю кровати, в котором ещё что-то лежало, и взяла баночку шоколадного крема. Мирия почувствовала опьяняющий запах, но не смела поднять глаза и закусила губу. Госпожа бросила на неё взгляд и достала из свертка ещё кое-что. Большую шоколадную конфету. Она взяла Мирию за подбородок и положила на язык этот дьявольский кляп.

- НЕ ЖУЙ, пока я не разрешу тебе.

Потом она снова взяла баночку, открутила крышку и опустила в сладкий взбитый крем пальцы. Не удержалась и облизала их, потом вновь взяла немного крема, приблизилась к трепещущей Мирии и осторожно провела пальцем по нежному верху лобка, гладя кожу кончиками пальцев, легонько царапнула ногтем, приближаясь к половым губам.

Мирия сходила с ума от невероятного прилива ощущений, каждая клеточка её тела была на взводе, пульсировала в этой сладостной пытке. Она не могла не закусывать губы, а во рту горело сладкое сокровище – настоящая конфета из нежного молочного шоколада. Она уже таяла, рот наполнялся сладкой шоколадной слюной, которую Мирия непроизвольно сглатывала в такт движениям Сьюзан.

А та взяла побольше крема и обвела пальцами внешние половые губы, чуть царапнула их гладкую поверхность, затем стала вкрадчиво, мягко смазывать кремом и так влажные внутренние губы, не касаясь уже набухшей горошины клитора.

- ЕШЬ КОНФЕТУ.

После приказа Сьюзан, сердце которой тоже колотилось при виде этой порозовевшей, ожившей от возбуждения статуэтки, стала осторожно делать пальцем круги вокруг клитора, мягко надавливая и гладя, дразня тонкую кожу сквозь крем. Левой рукой она нащупала ягодицу Мирии и стала её ритмично сжимать.

Лежащей девушке было запрещено шевелиться, поэтому всю страсть, с которой она могла стонать и изгибаться, девушка вложила в шоколад. Она подавила стон в неге конфеты, её язык и нёбо наслаждались своим медленным, гипнотизирующим движением, а в сознании сливались почти смертельной силы наслаждение и вкус шоколада. Малейшего сигнала сейчас хватило бы, чтобы её возбуждение достигло высшей точки.
В этот момент Сьюзан, видя, что все мышцы Мирии уже напряжены до предела, ласково и уверенно нажала на клитор двумя пальцами. Мир разлетелся на мириады шоколадных звезд - но только в сознании ле Гион, тело же её осталось лежать на кровати, в судорожных, пульсирующих движениях, словно от сорвавшейся пружины, высвобождая напряжение, которое медленно, сладко таяло. Мирия проглотила остатки шоколада и закрыла глаза.